Найдович Егор - Горын И Морская
НАЙДОВИЧ ЕГОР
ГОРЫН И МОРСКАЯ
"Угнетение порождается общепринятыми нормами жизни и теми лицами, для которых существование сводится к этим нормам".
Борис Виан, "Осень в Пекине".
"Я грежу о веке, когда Бог родится
заново, когда во имя его люди станут сражаться и убивать друг друга так же, как ныне - и еще долго в будущем - они будут сражаться и убивать друг друга во имя хлеба насущного. Грежу о веке, когда
труд будет предан забвению, а книги обретут подобающее им в жизни место, о веке, когда, может статься, книг вовсе не будет, за исключением одной,
всеохватной, - Библии. Ибо в моих глазах книга - это человек, а моя книга - не что иное, как я сам: косноязычный, растерянный, бестолковый,
похотливый, распущенный, хвастливый,
сосредоточенный, методичный, лживый и дьявольски правдивый - словом, такой, какой я есть".
Генри Миллер, "Черная весна".
Самым высоким строением в городе была труба крематория. Она бесстыдно торчала прямо посередине, словно гигантская космическая стрела, пущенная рукой древнего титана. Словно пролетев сотни километров, она воткнулась в землю, а округ нее начали строить город.
Кривые и узкие центральные улицы, что разбегались в разные стороны, но брали начало от крематория, весьма напоминали трещины лопнувшей от удара стрелы земли. Дополняло эффект то, что труба поднималась прямо из почвы, так как сам крематорий располагался под землей.
Кому и когда взбрело строить город вокруг трубы подземного трупосжигателя (или по каким причинам его так странно расположили?) было уже не известно. Но город, неторопясь, разрастался. Хотя труба и оставалась самым высоким строением.
Почему здания не строили выше этой черной, липкой от копоти гигантской кирпичной трубки тоже никто не помнил. Но отцы города традицию соблюдали свято.
А когда весь город затихал, то можно было почувствовать кожей как где-то глубоко под землей, словно шевелится сонно огромный молох: открываются заслонки гигантских печей, бушует пламя, пожирая мертвую плоть и требуя еще. Ведь каждый день кто-то умирает, и кто-то рождается, чтобы потом, в конце концов, умереть.
И страх пробирался в души горожан, противно нашептывая о неизбежности пути и покорности судьбе. И утром страх давал еще о себе знать неуспевшим выветриться запахом паленой кости.
АТЛАНТ
Звук огромного медного гонга разбил тишину на множество мельчайших осколков. Падая на землю, они рассыпались в пыль. И если во время было нагнуться и взглядом найти границу света и тени, то можно было увидеть, как они при ударе о землю разлетаются на пылинки.
Звук поплыл по безбрежным коридорам. Он обволакивал статуи великих воинов, плавно огибал массивные колоны. Наконец, он вырвался наружу и сразу заполнил собою все пустое пространство площади перед дворцом.
Это напугало птиц. И они шумной стаей, в испуге и как-то нервно, сорвались с парапета над колонами. Многочисленное хлопанье их крыльев на миг заглушило тяжелый плывущий звук гонга.
Во внутреннем дворике одного из строений дворца возле небольшого фонтана, погрузив в него ноги, сидел могучий муж. Его широкая спина была согнута. А, словно сплетенные из корабельных тросов, руки безжизненно висели, доставая до земли.
Так, что пальцы погрузились в пыль. Услышав гонг, он вздрогнул. Будто ожившая скульптура он медленно поднялся.
Его голова оказалась в тени, отбрасываемой портиком. И стало видно, что она седа, а лицо рассекли глубокие морщины. В коридоре, что вел во дворик, послыша
